Секрет политшинели - Страница 59

Безмолвный «язык» оказался обер-лейтенантом из полка, который противостоял на данном участке нашим частям. Было ясно, что он мог о многом рассказать командованию армии.

Капитан Зуев, уже успевший сообщить «наверх», что разведка возвратилась с «подарком», был вне себя от досады и ярости. Николай Максимилианович сокрушенно повторял: «Нонсенс! Не нахожу другого слова. Самый настоящий нонсенс!» Больше всех страдал Охрименко. Он стоял перед командиром роты, опустив голову.

– Посылайте мене ще раз. Иншого фриця пиймаю – ще кращого, ниж цей.

– Еще краше?! – кричал капитан Зуев. – Теперь, значит, голову оторвешь, так, что ли?

– Ни! Як ридну маты, як свою наречену, як свою кохану буду його оберегаты!

Папе Шнитову все же удалось успокоить капитана и незадачливого разведчика.

– В конце концов Охрименко все-таки совершил подвиг – пробрался в тыл врага и уничтожил фашистского офицера, – рассудил он. – А свою ошибку пусть сам и исправляет.

Николай Максимилианович с ним согласился, добавив, что выполнение задания командования отменить нельзя, что добывать «языка» придется и что Охрименко, несомненно, лучше других подготовлен к повторному поиску. Всплыло соображение, сыгравшее роль еще при первом отборе разведчиков. К удивлению самого Охрименко, Николай Максимилианович обнаружил у него тогда отличное немецкое произношение.

– Як же так? Я же знаю всього два слова з нимецькои мовы: «Хендехох!» – пожимал плечами Охрименко.

– Вот именно, дорогой! – разъяснил Николай Максимилианович. – Я и хочу сказать, что вы лучше всех в нашей дивизии произносите все сто процентов известных вам немецких слов. Даже лучше меня и переводчика Гольдберга! Ваше украинское «гэ» и немецкое «аш» абсолютно идентичны по звучанию. Вот почему, – закончил свою краткую лекцию Гамильтон, – ваше «Hände hoch» прозвучит для любого немца весьма убедительно.

Тогда, перед первым походом в тыл врага, Охрименко был недоволен тем, что у него обнаружилось немецкое произношение. Теперь, желая во что бы то ни стало во второй раз пойти за «языком», он сам напомнил о своем преимуществе. Вопрос был решен. Оставалось подобрать ему напарника вместо Тимохина.

Капитан Зуев назвал несколько фамилий бойцов и сержантов. Однако Папа Шнитов по различным поводам отвел всех без исключения названных командиром роты. Наконец капитан Зуев потерял терпение.

– Называй тогда сам, если тебе мои предложения не нравятся! – проворчал он в ответ на очередной отвод.

– И назову… Щукин.

– Какой это Щукин?

Капитан Зуев привык к тому, что от Папы Шнитова можно услышать порой неожиданные предложения, но тем не менее не допустил мысли, что он имеет в виду баптиста.

– Тот самый, – отвечал Папа Шнитов, как всегда приветливо и простодушно улыбаясь. – Который баптист.

– Нонсенс! – испуганно произнес Гамильтон.

– Нет, не нонсенс! – убежденно возразил капитан Зуев. Он инстинктивно понимал, что это интеллигентское словечко не может выразить всю меру его возмущенного недоумения. – Это… Это… – задохнулся командир роты, не находя в своем арсенале нужного определения.

– Это как раз то, что нужно, – сказал Папа Шнитов. – От выполнения этого задания он не открутится.

– С точки зрения перевоспитания баптиста эта мысль интересная, – согласился Гамильтон. Но будет ли от такого разведчика толк для операции?

– Только один, – заметил капитан Зуев. – Баптист перейдет к немцам и выдаст им своего напарника.

– Не перейдет, – возразил Папа Шнитов. – Он человек убежденный. И уж если пойдет в разведку, изменником и предателем не станет.

Папе Шнитову стоило немалого труда уговорить командира роты и начальника разведки разрешить ему провести задуманный эксперимент. Капитан Зуев согласился на него исключительно в надежде, что баптист и на этот раз откажется от выполнения боевого задания.

– Значит, договоримся так, – сказал он. – Если баптист пойдет на операцию, за все последствия отвечаешь ты, Папа Шнитов. А если откажется – тут уж я его без промедления в трибунал! И чтобы я тогда слова от тебя в его защиту не слыхал!

О принятом решении до поры до времени никому не было сказано. В случае отказа Щукина идти на задание, вместе с Охрименко должен был отправиться командир отделения Самсонов.

В назначенный день и час все было вновь приведено в боевую готовность. В «секреты» ушли снайперы. Пулеметчики проверили свои «станкачи». За час до выхода разведки Папа Шнитов явился в землянку первого взвода, где находился Щукин. В присутствии нескольких бойцов, отдыхавших после наряда, он объявил Щукину приказ сопровождать Охрименко в походе за «языком».

Щукин опешил. Не менее его были поражены слышавшие слова Папы Шнитова солдаты.

– Как же это? – пролепетал Щукин. – Я же не могу стрелять… И оружия в руки не возьму. Нельзя мне…

– Стрелять, может быть, и не понадобится. А нужно будет, без тебя обойдемся. Стрелять у нас есть кому, – отпарировал Папа Шнитов. И он объяснил удивленным слушателям суть задания Щукину.

– Прошлый раз, – сказал он, – Охрименко приволок фашиста, но мертвого. Задушил по неосторожности медвежьими своими лапами. Вот и надо на этот раз проследить, чтобы такого больше не случилось. Обеспечить, иначе говоря, выполнение заповеди «Не убий!». А кто из всей роты лучше тебя, Щукин, может провести в жизнь эту заповедь?! Никто! Разве не так, а?

Щукин не отвечал. Он стоял, опустив голову, нервно теребя руками подол гимнастерки. В землянке раздался хохот. Посыпались возгласы: